Молодые люди встали, ожидая начала танца. Серафима смотрела на них и думала, отчего девушка предпочла её сына, неужто, чтобы сделать любезность ей, Серафиме? И тут вдруг жгучая мысль пронзила её сознание. Ведь в глазах этого юного существа она – пожилая дама! Мать взрослого молодого человека, кавалера, жениха, наконец! Впервые не она, Серафима, а другая женщина оказалась в центре внимания.

Как славно жить на свете, когда тебе еще нет и восемнадцати! Когда все зеркала, как бы они ни были мутны, отражают гибкую легкую фигурку, тоненькую, как прутик. Огромные лукавые глаза, непослушные пряди светлых стриженых волос, упрямый острый подбородок. Зоя Аристова кружила по палубе парохода, наслаждаясь вечерним солнцем. Легкие порывы морского ветра весело шевелили волосы на голове, и она отчаялась приводить их в пристойный вид. И как это Серафиме Львовне удается даже на корабле появляться всегда с безукоризненной прической и в таком виде, хоть сейчас на званый вечер?

С того памятного рождественского вечера прошло два месяца. И уже две недели девушка путешествовала в обществе семьи профессора Соболева, который любезно взвалил на себя хлопоты о юной барышне. Из Петербурга поездом добрались до Одессы, там сели на пароход Добровольного флота, и теперь по Черному морю плыли мимо побережья Турции, через Босфор, мимо Стамбула в Средиземное море, и дальше в Египет, в Александрию, где её ждал любимый брат Егор.

Новые знакомые, новые впечатления переполняли юную душу. Семейство Соболевых, как и ожидал Гнедин, приняло девушку очень сердечно, во всяком случае, мужская часть семьи. Серафима Львовна отчего-то поначалу встретила Зою настороженно, но та была девушка неглупая и быстро поняла правила игры: на завтрак, обед и ужин надо неустанно восхищаться госпожой Соболевой. А поскольку это было нетрудно, то Зоя вполне искренне присоединилась к общему хору. Льдинка быстро растаяла, и для Зои тоже нашелся уголок в душе Серафимы.

Девушка с первых дней сделалась всеобщей любимицей, словно она выросла в этой семье. Профессор строг, суров, порой надменен, но только не с ней. Зоя с открытым ртом слушает его рассказы из древней истории и не устает поражаться знаниям Викентия Илларионовича.

Петя и Лавр. Кого предпочесть милой кокетке? Каждый хорош. Петя такой любезный, такой смешливый, такой ласковый, приятный, добрый. Ну, такой, такой… чудный! Куда бы она ни шла, где бы ни находилась, он тут как тут, и уже несет бокал холодного лимонада, или мороженое, укутывает ноги пледом, если дует прохладный ветер, подает руку, чтобы сойти с трапа. И все с такой обворожительной улыбкой и таким нежным взглядом, что кружится голова. Когда она закрывает глаза, то Петины глаза не дают ей заснуть, они смотрят ей прямо в душу… Но вдруг появляется Лавр и все меняется, он умеет как-то ловко, изысканно усмехнуться, найти точное слово и высмеять кузена, выставить его в неловком свете, и все так тонко, так незаметно. И вот уже милый Петя кажется пустым повесой. Зато Лавр – сама таинственность, сама загадка. Когда он смотрит на Зою, она чувствует себя словно кролик перед удавом. Когда его совершенно лысая голова склоняется к её ушку, когда она слышит его завораживающие тихие слова, чувствует его дыхание, мурашки начинают бегать по телу, становится страшно, зябко. И снова хочется к Пете, с которым так легко и весело. А шутки Лавра иногда уж больно злы!

– Отчего вы позволяете кузену так безжалостно насмехаться над собой? – однажды Зоя спросила Петю.

– Да бог с ним! – Петр пожал плечами. – Я другой раз и не замечаю. А если и замечаю, то вовсе не обижаюсь. В детстве папенька строго-настрого запретил мне обижать Лавра, с ним судьба жестоко обошлась!

– Да, я помню, вы рассказывали мне его ужасную историю. Но это не оправдывает его действий. Это несправедливо! – горячилась Зоя.

– Что мне можно, а Петьке нельзя? – раздался заинтересованный голос Лавра, и его голова показалась на верхней ступени лестницы, ведущей на палубу. Видя лукавый взгляд его прищуренных глаз, хищное сверкание его очков, Зоя поняла, что тот слышал их разговор, и хитрить бесполезно. Да она и не собиралась.

– Я говорю о том, – с вызовом произнесла девушка, – что вам должно быть совестно все время насмехаться над своим беззащитным кузеном. Это нехорошо!

– А зачем же он такой беззащитный? Пусть защищается! – последовал лукавый ответ.

– Что же это значит? Зло пикироваться? Соревноваться в ироничном и оскорбительном остроумии? Жалить и обижать? – недоумевала Зоя.

– Нет, это не по мне! – Петя махнул рукой. – Я Лавру все прощаю! Пускай себе!

– Но почему? – изумилась девушка.

– Да я люблю его. Люблю всей душой, он брат мне! – искренне воскликнул Петя, удивляясь, как такие вещи могут быть кому-то непонятны. – Я всех люблю! – он распахнул руки, как крылья птицы, готовый обнять и расцеловать весь мир, окружавший его.

Зоя с трудом подавила в себе желание броситься Пете на шею и осыпать его поцелуями.

– Ты постой так, вот именно так, а я покудова сбегаю в каюту за фотоаппаратом, хочу запечатлеть эту замечательную картину, – хмыкнул Лавр и резко повернулся на каблуках.

Вслед ему звонко прозвучал смех Пети и Зои.

Пароход плыл, Зоя кружила по пароходу, кружилась её голова, шла кругом голова и у молодых людей, которые взялись соперничать за внимание прелестной попутчицы. Профессор и его жена с улыбкой наблюдали за этой возней молодежи. День ото дня Зоя все больше и больше нравилась и Соболеву, и его жене. Что ж, коли судьба распорядится, быть может, она станет членом их семьи? Невесткой или, на худой конец, женой племянника.

Прошли узкий Босфор. Пароход причалил к берегу, и путешественникам выдалась возможность увидеть Стамбул. Вот он, древний Византий, ставший в христианскую эпоху Константинополем, завоеванный турками и переименованный в Стамбул. Разумеется, первым делом профессор настоял на осмотре Святой Софии, грандиозного христианского храма, обращенного мусульманами в мечеть. Она явилась перед взорами путешественников огромной величественной храминой, украшенной по обеим сторонам изящными тонкими минаретами. С трепетом вступили гости под величественные своды. Вокруг царили прохлада и полумрак. Мощные колонны уходили ввысь, из окон второго этажа лился приглушенный свет, который освещал остатки бесценных византийских мозаик, прославляющих Иисуса и Богоматерь. И тут же на колоннах красовались огромные круглые щиты с текстами из Корана. Так турки приспособили христианский храм к своим нуждам. Профессор только качал головой, так странно было ему видеть соединение в одном месте двух духовных потоков, двух религий. Воистину, пути Господни неисповедимы! И неизвестно, какими путями человек приходит к Богу.

Наверх вел проход, такой широкий, что по нему могла бы проехать и телега, запряженная парой лошадей. С высоты второго этажа люди, копошившиеся внизу на каменном полу, казались просто муравьями. В какой-то момент вся компания оказалась перед одной из старинных колонн, в которой находилось углубление. В него надлежало всунуть палец и повернуть его по часовой стрелке, не вынимая руки. Ежели трюк удастся, то загаданное желание исполнится. За многие века вспотевшие ладони поклонников этого языческого развлечения вытерли на колонне светлый круг. Такой простой путь к счастью! Каждый ухитрился повернуть палец, хотя и не до конца. Пожалуй, самый полный круг получился у Пети с его длинными и изящными пальцами и гибкой кистью.